Вся жизнь ее была служением Богу…
Анну Ильиничну Мальцеву называли просто баба Аня. Она была очень простой. Где бы ни появлялась, куда бы ни заходила эта особенная старушка, везде и всегда она излучала радость, духовное вдохновение и тепло. Люди ее любили и дорожили общением с ней. С особенным нетерпением ее ждали больные Курской областной психиатрической больницы, что находится в поселке Сапогово Курской области. Туда она привозила из Курска продукты и одежду каждую неделю, без перерывов и отпусков, в течение 35 лет.
Баба Аня прожила долгую жизнь: 89 лет. Про нее рассказывали, что она, живя на земле, никогда не теряла таинственной трепетной связи с миром святых. Оттуда, с горних высот, она черпала евангельскую любовь к людям, ко всем, кого встречала на своем долгом и трудном жизненном пути. В каждом страждущем и убогом она видела Того, Кто сказал: был болен и пришли ко Мне, голоден и накормили Меня…
— Я познакомился с Аннушкой в храме, — вспоминал Александр Васильевич Богданский, пенсионер, — она просила помощи, ей тяжело было найти транспорт, чтобы возить продукты в Сапогово. Она ходила по храмам, собирала деньги на помощь больным. Мы вместе с ней каждую неделю покупали по 8-9 мешков хлеба. Сразу в магазине я резал каждую буханку на 8 частей для того, чтобы отдать хлеб в руки больным (одна знакомая мне медсестра психиатрической больницы сказала, что лучше отдавать прямо в руки). По две рыбки на этот хлебный кусочек клали. Больные были очень благодарны. Раздадим, возвращаемся в Курск, а она, бывало, и скажет: «Сашечка, купи мне хлебушка, у меня хлеба нет». И я покупал ей хлеб. Она копейку из собранных ею же средств не могла взять себе, все раздавала. А радоваться умела всему, что Господь посылал ей. Однажды я ей купил костыль, так она полдня повторяла: «Матерь Божия, да за что ж он меня наградил!» За кусочек мыла как была благодарна! Считала себя недостойной и этой малости… Знала она много духовных песен, кантов, молитв. И вера ее была народная, сердечная, простая. В простоте сердца она обращалась к Господу, Богородице и святым и всегда получала просимое. У нее было одно платье для себя, а другое она берегла на похороны, но я больше не встречал таких жизнерадостных людей!
В областной психиатрической больнице 23 отделения, в каждом находится по 60, а то и по 80 человек. Она всех помнила по именам. Возили мы в больницу и одежду целыми мешками, она знала кому что нужно: кому белье, кому штаны, кому рубашку (тряпки-то мы тоже по монастырям, по храмам собирали). Когда мы въезжали на территорию больницы, она, случалось, останавливалась при виде больных еще во дворе: «Давай, их накормим, Саша, давай их накормим». Я тут же открывал багажник и доставал хлеб, камсу, сахар, соль. Я варил и отвозил за раз по два пятидесятилитровых котла гречневой каши со сливочным маслом, перед Пасхой собирали по 8-10 ведер яиц, варенья, — все расходилось по отделениям.
У Анны были три внука и внучка, дочь умерла, внуки пошли в приют. Но вскоре баба Аня взяла их к себе, сказала: «Что же я на чужих собираю, а свои маются в приюте, надо их забрать». Жила она на свою пенсию, в частном доме на окраине Курска. Дом, конечно, очень неприглядный, ветхий. Я помогал ей, ремонтировал крышу. Внуки выросли и — спились. Деньги, которые Анна собирала на больных, внуки отнимали, доставали у нее из-под подушки, а то и просто угрожали, взламывали бабушкины замки. Анна как могла, сопротивлялась. По праздникам, особенно на Светлую седмицу, она любила приводить в свой дом бомжей. Мыла и кормила их. Когда внуки стали ее бить, баба Аня ушла из дома. Она поселилась в комнатке в церковном доме при одном из Курских храмов. Всю свою пенсию она стала отдавать на церковь, себе не оставляла ни копейки. Были, конечно, люди, которые и ей помогали, обували ее, одевали. Куплю ей осенью сапоги, едем в Сапогово, она увидит на улице больную женщину в тапках: «Ой, у меня вот сапоги, а ты разутая ходишь». Тут же снимает с себя сапоги и отдает. «Дай мне, — говорит, — свои тапки». И обувает тапочки. Всегда за все Бога благодарила. Благодатной жизни был человек.
Она хотела возродить на территории психиатрической больницы церковь, деньги на крышу храма собирала. Когда-то ведь, до революции, был в Сапогово приход… Ходила и к Губернатору Курской области, и к главе администрации г. Курска, и ко многим влиятельным лицам. И, знаете, они ее принимали не как старушку с улицы, а как посланца Божьего. Такую имела она силу духа, такую стяжала благодать, что сильные мира сего не могли не выслушать Аннушку. И, бывало, шли ей на встречу. А вот с главврачом психиатрической больницы взаимопонимания не было. Не знаю почему, но наши посещения ему не нравились. Одно время он вообще отказывался нас принимать. Аннушка плакала: «Как же я жить-то буду без моих миленьких…» Потом, при встрече, обнимала больных, целовала: «Радость моя, ну иди сюда!»
Баба Аня сказала женщине, которая имела неходячую дочь: «Приведи ко мне свою дочку, пускай она у меня поживет». Девочка пожила у Аннушки два месяца и — стала ходить без посторонней помощи. «Я в Дивеево была, там помолилась…» — обмолвилась по этому случаю баба Аня. Она любила ездить по святым местам, была очень благодарна тем, кто брал ее с собой в паломнические поездки. Съездить в паломничество значило для нее обязательно потрудиться на грядке или помыть полы в храме. Сама Аннушка ходила с большим трудом. У нее была открытая трофическая язва ног. Как-то раз на святом источнике она разулась, и я с ужасом увидел червей, копошащихся в открытых ранах ее ног, в окровавленной человеческой плоти. Аннушка, не обращая на меня внимания, спокойно собрала червей и положила их на травку. Она не признавала таблеток, поддерживала свои силы только святой водой и освященным маслицем. «У меня один Врач», — говорила она. На грядке работать она любила — за ней невозможно было угнаться. Когда мы с ней шли в Коренную пустынь пешком, с крестным ходом, я еле-еле за ней поспевал. Никто не верил, что у нее больные ноги. Она еще носила на плечах тяжелые мешки… Я в жизни не услышал от нее ни слова жалобы или обиды. Рабу Божию Любушку Анна забрала из Сапогово к себе, терпела ее скорби как свои. Вшей из нее выбирала. А хлебушек для больницы продавали нам лишь в одном магазине, в других продавцы отказывались пересчитывать по церквям собранные медяки, которые Аннушка из своих мешков доставала платить за хлеб: «Денежки-то остались, давай им халвы возьмем, Саша, голубчик мой…» Зайдет бывало ко мне в дом, ходит по комнатам и все молитвы поет. Великая подвижница была. Плохо нам без нее.
«Я попросила: Господи, указывай мне путь, — говорила Аннушка в паломничестве, незадолго до своей смерти, — и Он управляет моей судьбой. Я недостойна этого, а Господь понимает меня, грешную, потому что мы все грешные, но Божии».
«У нас в Курске много несчастных. Они брошенные. А меня благословили от Владыки, и я хожу по церквям, собираю вещи, по этажам… Когда пять, когда шесть мешков наберем. В детский дом возим, в тюрьмы, в дом престарелых, для душевнобольных. Мы их защищаем, убогих… Они так рады, я с ними беседы веду. А с начальниками часто ссорюся».
«Всем желаю от Господа Бога Православной веры, чтобы семьи жили дружно, чтобы любили друг друга, не обижалися. А когда у вас что-то теряется, то вы радуйтеся, словно нашли. Мы порой скупы бываем, не можем милостыни дать. А вот это вместо милостыни–то и будет…»
— Мы поехали в Оптину пустынь, — рассказывала Анна Григорьевна Смирнова, старшая сестра сестричества во имя Преподобного Серафима Саровского в г. Курске, — Анна мне и говорит: «Голубушка, возьми меня с собой». А я ей отвечаю: «Если ты будешь петь с нами, возьму». Ее любимая песня была «Крест тяжелый» о Господе Иисусе Христе, как Он Крест Свой нес. Пела она замечательно. Поездка в Оптину была очень сложная, стояла жара, палило солнце. С нами поехала раба Божия Александра Николаева, — Царствие ей Небесное! — она очень болела, совсем не могла ходить, ноги ее не слушались. В дороге у нее неожиданно для всех начался понос. Люди в автобусе закричали: «Какая вонь! Что же ты с нами поехала!..» Стали пуще гневаться. Тем временем Аннушка остановила автобус, сама вытащила Шурочку, понесла ее на себе к речке, вымыла ее, выстирала ее белье, платье. Кроме нее, никто этого не сделал. Через полтора часа паломничество продолжилось. Такая она была милосердная, жалостливая к людям. И очень трудолюбивая. Аннушка мне говорила: «Анна, поехали, поможем рабе Божией Татьяне, у нее сынок парализованный, больной, поможем ей…» Сколько же она хлебушка больным перевозила! Все ее любили.
Она часто повторяла: «Молитесь Богу, бойтесь Бога, бойтесь гнева Его, не делайте беззаконие!» Дам ей, бывало, пять рублей: «Какой ты Господу капитал положила!..» Я часто слышала от нее, что надо работать, себя не жалеть: «Господь пожалеет…» Сколько же в ней было силы и сколько любви! Господь помогал ей.
Во время гонений она ездила за святой водой в Коренную пустынь. Монастырь тогда был закрыт, милиция следила за тем, чтобы верующие не подходили к святым источникам. Милиционеры палками выбивали у нее из рук банки с водой. Она возвращалась, сидела в кустах. Милиционеры дежурили у самых источников. Она молилась: «Матерь Божия, дай же водички набрать!» И совершалось чудо: милиционеры на источниках засыпали, и тогда она набирала воду…
Никогда она копейки в карман не положила. Отвезет в Сапогово хлеб, а на обратном пути просит: дай на хлеб копеечку. «Аннушка, да ты же только что мешки хлеба везла». Она улыбнется: «О, да то Божие, то Бог дал, а для меня ты купи буханку хлеба». И я покупала. Она ведь безпомощным помогала. И в тюрьмы она ходила, и в дома престарелых, и всяких людей у себя принимала, и вшивых вычесывала, и грязных обстирывала. Таких сейчас нет людей. Она не гнушалась ничем. Матерь Божию и Николая Угодника призовет, и они ей во всем помогали. Себе не просила ничего. Только когда в ее домике крыша совсем прогнила так, что в нем уже нельзя было жить, Аннушка нас попросила помочь ей.
Как-то я подошла к ней в храме, хотела спросить у нее совета. Она мне не дала ничего сказать, только кивнула: «Иди молись, Литургия идет». Я подумала, что она не захочет со мной говорить, постояла на службе, да и пошла к выходу. А она меня подзывает: «Иди сюда. Садись, голубушка!» Я села. «Ты это серьезно в монастырь уйти решила?» А я от удивления молчу. Она продолжает: «Вот когда ты волю свою по порог отрубишь, когда сможешь жить без детей, без внуков, тогда иди в монастырь. Господь тебе дал послушание, его и неси». Потом я сильно заболела, думала, что никогда и не выздоровею. Подошла к ней, а она и говорит: «Твоя болезнь духовная». Духовно и надо было лечиться. Много раз прибегала я к ней, когда все у меня разлаживалось, болела душа. Подойду, она ничего не скажет, но у меня вдруг все становится на свои места, жизнь налаживается. А она смеется, по плечу меня костыликом постукивает… Господь ее слышал. Люди ждали, чтобы дать ей денег, а она им говорила: «Это спасение ваше, милостыня на спасение».
— Баба Аня родилась в г. Курске, в простой семье, я хорошо ее знала, — рассказывает Ольга Евгеньевна Фомина, заведующая иконописной мастерской иконописного отделения Курской Православной Духовной семинарии. — Поначалу жили они неплохо, отец Ани работал, мама занималась хозяйством, это было еще до революции. Потом на них обрушились жестокие гонения, разруха, голод. Баба Аня вспоминала, как в детстве они с подругами прибегали к Курскому Знаменскому кафедральному собору и ждали, когда приедет Владыка Онуфрий (ныне прославлен в лике святых священномучеников — Е.М.). Он приезжал, как рассказывала баба Аня, «на извозчику», и они бежали к нему под благословение, обегали вокруг его коляски и брали благословение Владыки вновь, их отгоняли, а Владыка Онуфрий говорил: «Нет, нет, пусть дети подходят».
В довоенные годы сгорел Свято-Троицкий женский монастырь в г. Курске, и жители города ходили на пепелище за обгорелыми досками, чтобы растапливать свои печи. И баба Аня рассказывала, что ее мама также пошла на пепелище Троицкого монастыря, и подобрала там несколько досок. Взяла в руки топор, стала дощечки рубить, а они не колются. Топор отскакивает от них. Присмотрелась, и к ужасу своему — люди были благочестивые — заметила, что, это обгоревшие иконы, совершенно закопченные пожаром. Иконы как могли, отмыли, и они стали семейными святынями. Одну из них, образ Саровского Чудотворца, баба Аня недавно передала во вновь открывшийся Троицкий монастырь, а другую — в один из храмов г. Курска.
Эти иконы были с ними в ссылке. Целый эшелон таких же, как они, курян был отправлен куда-то на Север. Местом ссылки оказалась дикая тайга, окружавшая железнодорожный тупик, в который загнали их эшелон. Они выпрыгивали из вагонов прямо в снег, в мороз. Бабуля вспоминала, как, выпрыгнув, почувствовала под ногами словно бы какую-то овчинку. Потрогала ее, а это оказалась чья-то борода, торчавшая из снега. Неизвестно, кто это был, может, просто старичок, а может быть, священник… Их привезли на смерть. Ссыльные жили в промерзших землянках, рубили лес. Кто-то пожалел ее, маленькую девочку, и ей каким-то чудом удалось уехать на Украину. Там добрые люди помогли ей устроиться на работу, скрыли, кто она и откуда.
Вскоре, однако, ею заинтересовался НКВД. Выяснилось, что она — дочь «врагов народа». Анне грозила тюрьма. И тут Господь ее не оставил, с Божьей помощью все обошлось, но она была вынуждена собирать еду по помойкам, ходила брошенная, вшивая, голодная, лишенная всего и вся… Потом, в оккупации, ее избивали немцы, говорили: «Ты — партизан». Жизнь то и дело висела на волоске, но она, наверное, уже тогда жила неразрывной связью с Царством Небесным, и Господь вел ее через все тяготы, скорби, лишения в Свое Царство.
Ее отец и мать выжили, не погибли в ссылке, они нашли друг друга, и родители вначале не узнали свою дочь, Аня выросла… Невзгоды не убили в ней радости жизни. Где бы ни оказывалась баба Аня, она везде и всегда всех приободрит: «Радости мои, здравствуйте! Как у вас хорошо! Какие вы молодцы!» При этом она часто испытывала страшную боль от незаживавшей на ноге язвы. На такое способен лишь человек сильной веры и твердого духовного устроения. Мы-то сразу побежим к врачу, дезинфекцию проводить, а она червей из раны повыбирает, святой водой омоет, и, слава Богу! Уже в старческом возрасте баба Аня сломала шейку бедра, это очень тяжелый перелом, врачи ей сказали: «Бабушка, вы прикованы к койке раз и навсегда, вы больше не встанете». Нога в гипсе, но баба Аня начинает молиться, в какой-то момент собирается с духом, руками ломает гипс и … без посторонней помощи встает. «Мне лежать некогда, дочка…» Конечно, это не было мгновенное исцеление, это была боль и воля. И колоссальный труд, борьба, преодоление мучений. Потом она ходила даже не хромая. А ведь многие умирают после этого перелома…
Она постоянно Бога благодарила. Когда она ушла из жизни, я почувствовала, что потеряла очень дорогого и близкого человека. Получилось по пословице народной: что имеем — не храним, потерявши, плачем. (Из глаз Ольги Евгеньевны потекли слезы — Е.М.). Ее связывали особенно теплые отношения с воспитанниками нашей иконописной школы. Говорила нам: «Собирайте вещи, мыло, несите продукты, все, что есть». Все, что необходимо человеку в повседневной жизни. В этот круг благотворительности она вовлекла огромную массу людей, будучи вхожей во все инстанции. Она делала это настолько естественно и просто, что начальники самого высшего ранга воспринимали ее всерьез.
Иногда она рассказывала о том, что Господь, давал видеть лишь ей одной. Являлся ей святой Пантелеимон Целитель: «Вот, Великомученик идет навстречу…» — однажды сказала она. Дом, в котором она жила, вообще-то необыкновенный. В этом доме являлся Василий Великий, так баба Аня рассказывала. Мы приходили в ее дом, поздравляли ее с днем Ангела, на масленицу пекли у нее блины, все, кто хотел из нашей иконописной школы. Баба Аня очень интересно представлялась: «Я из иконописного общества». Действительно, она была одной из нас. Ей было уже за 80, а нам по 20, по 30 лет, но она так естественно вошла в нашу семинарскую семью, что мы почти не замечали этой разницы в возрасте. Господь сказал: будьте как дети, и она была ребенком, по слову Господа. Чистым и простым, с ней было всем легко. Если что-то нужно было бабе Ане, все наши семинаристы–иконописцы сразу старались ей помочь, без лишних слов.
На Литургии она стояла с мешками на плечах. Я была рядом с ней: «Бабуля, ну тяжело же…» Она отвечает: «Ну, ничего, ничего, надо трудиться». Я не отстаю: «Бабуль, вот ведь скамеечка, пойдем, я тебя посажу». Она не сдается: «Нет, нет, надо постоять, потрудиться». — «Но нога же болит?» — «Ой, болит, ну еще немножечко постою…» Я думаю, что девизом всей ее жизни было: «Тружусь для Бога».
В 50 метрах от дома, где она жила, пролегает ветка железной дороги. По этой дороге возвращались из тюрем домой уголовники, шли по шпалам бомжи. Завидев дома, они обращались за помощью, и соседи уже знали, что баба Аня помогает всем, без разбора. Отправляли к ней: мол, иди к Анне Мальцевой. Она всех встречала как родных сыновей: «Ты мой дорогой, ой радость моя, заходи». И накормит, напоит закоренелого рецидивиста или пропащего забулдыгу. Что сама ест — то же и пришлым людям подаст, разносолов не было, но и голодным не оставался никто. И тут же спать положит, обует, оденет, во что Бог пошлет. Все время к ней шли за помощью люди. Долгое время проживала в ее доме женщина–калека, за которой Аннушка ухаживала…
Когда собирала подаяние, она не стеснялась сказать человеку: «Положи копеечку». Она же знала, что это — добро, что давшему свой рубль, пусть даже через «не хочу», воздаст Господь. Баба Аня считала себя нерадивой, ленивой, так и говорила: «Ленивка я, надо мне трудиться, а я валяюсь, денег собрала мало, надо к миленьким ехать, а не на что хлеб покупать. Представляешь, подходит ко мне Женщина и подает мне 500 рублей. Вот как Матерь Божья помогла». Говорила Анна это с неподдельной непосредственностью и великой радостью. Однако больше я не слышала от нее ничего о ее общении со святыми.
Незадолго до смерти, в день Ангела, Анна Ильинична слегла и больше уже не встала, последствия инсульта продолжались несколько недель. «Уже и хватит, надо домой идти», — задумчиво произнесла она. Аннушка задыхалась, началась парализация дыхательных путей. За день до смерти, когда в ее келье пели акафист Пресвятой Богородице, она старалась подпевать, едва лишь шевеля губами…
На ее могиле стоит простой деревянный крест с фотографией, на табличке выбиты даты рождения и смерти: 16 февраля 1914 г. — 4 марта 2003 г. и слова: «Христа ради молитесь за рабу Божию Анну. Спешите делать добро…»
Фото Дмитрия Фомичева и Валерия Михайлова
На снимке слева: Анна Ильинична Мальцева вместе с Ольгой Евгеньевной Фоминой.
Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru